О «Лебедином озере»
Алексей Кононов: Уже прошел не один год после твоего первого выступления в партии Одетты-Одиллии. Ты станцевала около ста лебединых спектаклей. Что для тебя этот балет?
Виктория Терешкина: Буду говорить именно про то, как я чувствую этот балет, ведь каждая балерина имеет право на свою трактовку. «Лебединое озеро» – настоящая классика классик. Как каждый альпинист мечтает покорить Эверест, так танцовщица мечтает исполнить «Лебединое». Мне повезло: я станцевала главную партию в этом спектакле довольно рано. Сначала стояла в кордебалете, в тех самых «32 лебедях». Это было настоящим испытанием, но именно в такие моменты укрепляется характер и ноги. Но когда я впервые услышала, что буду на гастролях Одеттой-Одиллией, мое сердце опустилось в пятки, ведь это случилось буквально на второй год работы в театре. У меня был шок: уж что-что, а в школе мне не пророчили такие партии, и тем не менее руководство в меня поверило. В самом спектакле для меня огромное значение имеет музыка: бывает сливаешься с ней, и все в этот день сходится.
О Белом лебеде
А.К.: Мы все очень самокритичны. Перед нашей встречей я посмотрел твой ранний спектакль. Ты сама видишь разницу между первыми выходами и сегодняшними?
В.Т.: Конечно! В первую очередь там, где дело касается построения образа, и как я себя чувствую в Белом лебеде, который стал моим Эверестом. Создавать Одетту было для меня трудным испытанием, потому что это лирическая партия. Мое природное начало скорее горделивое, что внушали и в школе. Мне было трудно научиться танцевать медленно, как исповедь. Принц, который пришел на озеро, – это надежда Одетты, ее рассказ. Она не может до конца расслабиться, постоянно думает о Ротбарте, о несбыточном счастье, а Зигфрид при этом все-таки становится ее надеждой на спасение. Здесь есть место грусти, трогательности. Белый лебедь — это несчастная королева, которая ищет защиты.
О Черном лебеде
А.К.: Помимо того, что Черный лебедь технически сложный и характерный, еще и актерски достаточно насыщенный. Твоя Одиллия – это мистика или все-таки что-то земное?
В.Т.: Больше земное, плотское. Коварные женщины почему-то даются мне гораздо быстрее, чем хорошие и благородные, хотя в жизни я совершенно другая. Может быть, это проявление какой-то внутренней сущности, того, что никогда не выйдет наружу. Я не чувствую страстной борьбы внутри, но такие сценические образы мне кажутся очень интересными. Возможно, из-за того, что в жизни ты другой, примерить на себя эту маску проще, да и отрицательных героев всегда легче почувствовать, потому что они ярче, чем лирические. Одиллия – образ, в котором ты можешь купаться: быть коварной, обаятельной, улыбчивой и наоборот. Есть куда развернуться. Но вместе с тем акт очень тяжелый: знаменитые 32 фуэте весь зал очень ждет, а силы уже на исходе, и ты просишь каждый раз у бога сил, ведь нельзя показать усталость.
О кордебалете
А.К.: В кордебалете стоять все-таки легче, хотя они все думают, что проще тебе?
В.Т.: Когда я стояла в «32 лебедях», мне было очень тяжело. Как иногда хотелось, чтобы солистка скорее уже станцевала свою вариацию, и можно было бы поменять ногу! Да, даже такие мысли меня посещали. Конечно, став балериной, я по-другому начала смотреть на многое. Но наш кордебалет в Мариинском театре понимающий, он поддерживающий. Хотя, знаете, бывало, танцуешь Черного лебедя, сидят невесты, и когда ты проходишь мимо них во время вариации, вдруг кто-то из них говорит: «держись!». И я думаю: неужели все так плохо? Сейчас, правда, это ушло.
Об индивидуальности
А.К.: Мне Алла Евгеньевна Осипенко говорила, что их ругали, когда в «Лебедином озере» нога шла выше 90 градусов. А поскольку у нее ноги были её козырем, то она обрезала себе пачку и показывала их, за что получала от руководства. На такую смелость ее спровоцировала Агриппина Ваганова, которая сказала ей однажды: «У вас красивые ноги, продавайте их задорого».
В.Т.: У меня была похожая история с самой Аллой Евгеньевной. Как-то она встретила меня после концерта и стала убеждать, что фамилию надо менять, и успеха мне с такими инициалами не стоит ждать. Я так расстроилась! Меня это очень задело, и я решила, что никогда ее не поменяю. А если без шуток, думаю, что каждая балерина должна показывать свою индивидуальность, и это надо позволять. Что касается Белого лебедя, у меня все-таки существует один идеал – это Ульяна Лопаткина. Однажды на гастролях в Штатах я увидела ее выход в белой картине. И знаете, дело даже не в ее потрясающе длинной шее и руках, что-то было в ее взгляде. Это был взгляд животного, при этом никаких «бровей домиком» – все шло изнутри. Энергетика должна быть.
Текст Ольга Угарова
Фото Саша Гуляев
